Блаженны прыгающие, ибо они допрыгаются
Пряник для Phetahu
Для нее же: я сильно подозреваю, что это не то, что ты хотела, но чем богаты...
Читать рассказ
У Рыжей прозрачно-синеватая кожа и яркие глаза. У Рыжей хриплый, прокуренный, хоть она никогда и не курила, голос и повадки отъявленной шлюхи. Когда она поворачивается ко мне лицом, мне хочется вцепиться когтями в эту безупречно красивую рожу проститутки и разодрать его, чтобы кровь текла по запястьям.
- Почему тебя нигде не видно?
Я курю, в отличие от нее. Я курю, и дым оборачивается птицами.
Я прихожу сюда каждую пятницу – как когда-то. Когда Рыжая еще не была скучна, как передачи не в прайм-тайм.
Мои глаза оказались умнее моих чувств.
Мои чувства говорили, что Рыжая – моя подруга, а глаза орали: «Глянь на эту суку, она красится, как шлюха, одевается, как шлюха, ведет себя, как шлюха. А если оно ходит, как утка, выглядит, как утка и крякает, как утка…»
Мои чувства говорили, что ее дом – единственный, где меня всегда примут. Мои глаза утверждали, что он давно превратился в дешевый притон.
Вот и сейчас – кто-то шумно трахается в соседней комнате, и слова Рыжей изредка прерываются сладострастными вздохами. Мне хочется пойти туда и прижечь сигаретой член любовника, но мне лень вставать.
Я сижу.
В моей крошечной квартирке меня ждет он, а значит – я буду сидеть тут до утра, смолить сигарету за сигаретой и слушать рассказы о похождениях Рыжей. О том, кого она соблазнила последним.
Мне плевать, честно говоря.
Но сигарет еще больше, чем полпачки.
Я сижу на краю крыши. Нет, не свесив ноги – все-таки мне страшно – а поджав их. Я снова курю, прижимаясь спиной к его ногам.
Крылья топорщатся на ветру.
Они каждый раз разные – то покрытые перьями, то кожистые. Черные, белые, серые, зеленые. Сегодня особо интересный вариант – шахматные.
Пепел падает вниз.
- У кого-то жизнь, как зебра. А у меня – как шахматная доска, как твои крылья…
Голые ноги мерзнут. Я тихонько прижигаю их сигаретой. На секунду становится теплее, но только на секунду.
Чужая, не моя боль.
- Интересно, какой сейчас квадрат?..
Прижимаюсь к его ногам. Курю.
Говорят, у каждого свой крест.
Очевидно, мой крест – это он.
- Ты совсем не появляешься на людях.
Я не курю. Я мою посуду, представляя себе, что это – миры. Плоские, как наш когда-то, пока Магеллан не превратил его в круглый. А я устраиваю на них Всемирные Потопы.
Кто сказал, что я не могу быть Богом?
- У тебя новая любовь?
Эта сука смотрит на меня. Она даже не помогает мне мыть посуду. Она свинячит. А я мою. Закономерно.
Она уже не Рыжая. Теперь у нее черные волосы, высокий голос и смуглая шкура. Но суть – сердцевина шлюхи Рыжей – осталась той же.
Я не скажу ей о нем. Она сразу же сволочет меня в психушку, как сволокла когда-то своего отчима. Якобы за домогательства, хотя все, что было в нем от мужика – графа «пол» в паспорте.
Я не хочу в психушку. Там невкусно кормят.
Поэтому я молча мою посуду.
- Кто ты такой? – жалобно.
Я знаю, кто он. Я знаю эти крылья.
Он знает, что я знаю, и поэтому не отвечает.
У неба есть глаза, я вижу их так ясно, что могу рассмотреть каждую ресницу.
- Я знаю, кто ты такой.
- Я не знаю, что мне делать с этим знанием.
Я разговариваю с небом, хотя кажется – что с ним. У неба добрые глаза. Понимающие.
Небо тоже не знает, что мне делать с этим знанием. Небо плачет от жалости ко мне.
Я лежу на траве в мокрой футболке и чувствую на губах соленые слезы неба.
…А у него сегодня оранжевые крылья…
И они почему-то даже не намокли.
Он переступил через нижнюю рамку зеркала.
Я сижу на полу и рисую руны по рассыпанной муке. Светловолосая Рыжая наблюдает за мной.
- Если я сейчас закурю, будет взрыв.
- У тебя проблемы?
У меня? Нет, никаких. Мне хорошо, я рисую руны. Мне плевать на секс и мужиков, так что у кого тут проблемы, а, Рыжая?
- Тебе помочь?
Рисовать? Нет, не надо.
Я смотрю на нее, а она отводит голубые, прозрачные глаза.
А за ее спиной я вижу два серых крыла.
Дом-работа-дом. Компьютер-диван-холодильник-плита.
Так было. Раньше.
Теперь остался лишь он.
Он альфа, бета, гамма, дельта, эпсилон, дзета, эта, тета, иота, каппа, ламбда, мю, ню, кси, омикрон, пи, ро, сигма, тау, ипсилон, фи, хи, пси и омега моей жизни.
Он вышел из зеркала, с крыльями и без лица.
Такой же, каким представлялся.
- Кто ты?
Я знаю…
- Ты мстишь мне? Мстишь тому, кто создал тебя?
Я знаю.
Он молчит. Я курю. Сигарету за сигаретой.
- Убирайся обратно в свой мир. Убирайся… в книжку!
Он молчит. Дым сигареты оборачивается птицами.
Я голышом иду по центральной улице. Никто не смотрит.
Его крылья похожи на путеводным маяк. Сегодня они огненные. Проклятый феникс.
Ноги стерты не до мяса – до костей, и противно царапают об асфальт. Кровь застывает на лету и рубиновой россыпью падает на дорогу.
Огненные крылья кажутся выжженными на сетчатке.
Я уже ничего не спрашиваю. Изнутри я кажусь себе гелиевым воздушным шариком – далеким от происходящего. Я просто иду навстречу ему, и даже не замечаю, что кости тоже начинают стираться.
У него нет лица, но я почему-то знаю, что он зовет меня. И смотрит мне в глаза.
Я обязательно приду.
Говорят, у каждого человека – своя судьба.
Я не хочу, чтобы моей судьбой был он.
Рыжая рассказывает о своих мужиках, и ее слова прерываются сладострастными вздохами. Я тихо открываю газ на плите.
Ведь дома – он, он переступил через нижнюю рамку зеркала, со своими крыльями и без лица.
Поэтому я молча, не слушая ни шлюху Рыжую, ни трахающуюся парочку, поджигаю шторы.
Говорят, у каждого из нас свое время.
Я знаю…
Для нее же: я сильно подозреваю, что это не то, что ты хотела, но чем богаты...
Читать рассказ
У Рыжей прозрачно-синеватая кожа и яркие глаза. У Рыжей хриплый, прокуренный, хоть она никогда и не курила, голос и повадки отъявленной шлюхи. Когда она поворачивается ко мне лицом, мне хочется вцепиться когтями в эту безупречно красивую рожу проститутки и разодрать его, чтобы кровь текла по запястьям.
- Почему тебя нигде не видно?
Я курю, в отличие от нее. Я курю, и дым оборачивается птицами.
Я прихожу сюда каждую пятницу – как когда-то. Когда Рыжая еще не была скучна, как передачи не в прайм-тайм.
Мои глаза оказались умнее моих чувств.
Мои чувства говорили, что Рыжая – моя подруга, а глаза орали: «Глянь на эту суку, она красится, как шлюха, одевается, как шлюха, ведет себя, как шлюха. А если оно ходит, как утка, выглядит, как утка и крякает, как утка…»
Мои чувства говорили, что ее дом – единственный, где меня всегда примут. Мои глаза утверждали, что он давно превратился в дешевый притон.
Вот и сейчас – кто-то шумно трахается в соседней комнате, и слова Рыжей изредка прерываются сладострастными вздохами. Мне хочется пойти туда и прижечь сигаретой член любовника, но мне лень вставать.
Я сижу.
В моей крошечной квартирке меня ждет он, а значит – я буду сидеть тут до утра, смолить сигарету за сигаретой и слушать рассказы о похождениях Рыжей. О том, кого она соблазнила последним.
Мне плевать, честно говоря.
Но сигарет еще больше, чем полпачки.
Я сижу на краю крыши. Нет, не свесив ноги – все-таки мне страшно – а поджав их. Я снова курю, прижимаясь спиной к его ногам.
Крылья топорщатся на ветру.
Они каждый раз разные – то покрытые перьями, то кожистые. Черные, белые, серые, зеленые. Сегодня особо интересный вариант – шахматные.
Пепел падает вниз.
- У кого-то жизнь, как зебра. А у меня – как шахматная доска, как твои крылья…
Голые ноги мерзнут. Я тихонько прижигаю их сигаретой. На секунду становится теплее, но только на секунду.
Чужая, не моя боль.
- Интересно, какой сейчас квадрат?..
Прижимаюсь к его ногам. Курю.
Говорят, у каждого свой крест.
Очевидно, мой крест – это он.
- Ты совсем не появляешься на людях.
Я не курю. Я мою посуду, представляя себе, что это – миры. Плоские, как наш когда-то, пока Магеллан не превратил его в круглый. А я устраиваю на них Всемирные Потопы.
Кто сказал, что я не могу быть Богом?
- У тебя новая любовь?
Эта сука смотрит на меня. Она даже не помогает мне мыть посуду. Она свинячит. А я мою. Закономерно.
Она уже не Рыжая. Теперь у нее черные волосы, высокий голос и смуглая шкура. Но суть – сердцевина шлюхи Рыжей – осталась той же.
Я не скажу ей о нем. Она сразу же сволочет меня в психушку, как сволокла когда-то своего отчима. Якобы за домогательства, хотя все, что было в нем от мужика – графа «пол» в паспорте.
Я не хочу в психушку. Там невкусно кормят.
Поэтому я молча мою посуду.
- Кто ты такой? – жалобно.
Я знаю, кто он. Я знаю эти крылья.
Он знает, что я знаю, и поэтому не отвечает.
У неба есть глаза, я вижу их так ясно, что могу рассмотреть каждую ресницу.
- Я знаю, кто ты такой.
- Я не знаю, что мне делать с этим знанием.
Я разговариваю с небом, хотя кажется – что с ним. У неба добрые глаза. Понимающие.
Небо тоже не знает, что мне делать с этим знанием. Небо плачет от жалости ко мне.
Я лежу на траве в мокрой футболке и чувствую на губах соленые слезы неба.
…А у него сегодня оранжевые крылья…
И они почему-то даже не намокли.
Он переступил через нижнюю рамку зеркала.
Я сижу на полу и рисую руны по рассыпанной муке. Светловолосая Рыжая наблюдает за мной.
- Если я сейчас закурю, будет взрыв.
- У тебя проблемы?
У меня? Нет, никаких. Мне хорошо, я рисую руны. Мне плевать на секс и мужиков, так что у кого тут проблемы, а, Рыжая?
- Тебе помочь?
Рисовать? Нет, не надо.
Я смотрю на нее, а она отводит голубые, прозрачные глаза.
А за ее спиной я вижу два серых крыла.
Дом-работа-дом. Компьютер-диван-холодильник-плита.
Так было. Раньше.
Теперь остался лишь он.
Он альфа, бета, гамма, дельта, эпсилон, дзета, эта, тета, иота, каппа, ламбда, мю, ню, кси, омикрон, пи, ро, сигма, тау, ипсилон, фи, хи, пси и омега моей жизни.
Он вышел из зеркала, с крыльями и без лица.
Такой же, каким представлялся.
- Кто ты?
Я знаю…
- Ты мстишь мне? Мстишь тому, кто создал тебя?
Я знаю.
Он молчит. Я курю. Сигарету за сигаретой.
- Убирайся обратно в свой мир. Убирайся… в книжку!
Он молчит. Дым сигареты оборачивается птицами.
Я голышом иду по центральной улице. Никто не смотрит.
Его крылья похожи на путеводным маяк. Сегодня они огненные. Проклятый феникс.
Ноги стерты не до мяса – до костей, и противно царапают об асфальт. Кровь застывает на лету и рубиновой россыпью падает на дорогу.
Огненные крылья кажутся выжженными на сетчатке.
Я уже ничего не спрашиваю. Изнутри я кажусь себе гелиевым воздушным шариком – далеким от происходящего. Я просто иду навстречу ему, и даже не замечаю, что кости тоже начинают стираться.
У него нет лица, но я почему-то знаю, что он зовет меня. И смотрит мне в глаза.
Я обязательно приду.
Говорят, у каждого человека – своя судьба.
Я не хочу, чтобы моей судьбой был он.
Рыжая рассказывает о своих мужиках, и ее слова прерываются сладострастными вздохами. Я тихо открываю газ на плите.
Ведь дома – он, он переступил через нижнюю рамку зеркала, со своими крыльями и без лица.
Поэтому я молча, не слушая ни шлюху Рыжую, ни трахающуюся парочку, поджигаю шторы.
Говорят, у каждого из нас свое время.
Я знаю…
@музыка: WT "The Cross" (acoustic)
@темы: творчество
-
-
24.10.2010 в 19:07Оно так приятно безумно)
Ты права, на выходе я ждала нечто совершенно другое. Но главным все равно оставалось (безумие), а в каком именно виде..
Хотя внесение сексуальной составляющей стало для меня внезапностью
Но безумию - зачет) Спасибо)
и за смерть персонажа в конце - тоже.
-
-
24.10.2010 в 19:28-
-
24.10.2010 в 19:32-
-
25.10.2010 в 02:57Класс, психодел)))
Но ты мне этим перебила желание перечитывать ЛЛД, чтобы наконец нашкрябать рецензию((
-
-
25.10.2010 в 03:08Это пинок всем, кто считает, что я умею нашкрябывать только сюжетки
Хрен с ней. Устно расскажешь
-
-
25.10.2010 в 03:12Я все равно ее напишу (рецу), обещаю. Вот только когда... Т__Т